— Завтра я, может быть, стану обычной красотулькой, Тэлли. Но это я тебе запомню, клянусь. Какие бы милые слова я тебе ни говорила, ты уж мне поверь: мы больше не друзья!

Она отвернулась и ушла от костра. Еще долго было слышно, как потрескивают мерзлые ветки, которые она задевала.

Тэлли обвела взглядом остальных «кримов». Бокалы с шампанским неприятно резко блестели в свете луны, отражали пламя костра — символа преступной расточительности. Все до одного не спускали с нее глаз, и Тэлли почувствовала себя одинокой и беззащитной. Но она понимала, что краткие мгновения жуткой тишины минуют, и «кримы» снова примутся взахлеб обсуждать происшествие на стадионе.

У Тэлли закружилась голова. Перемены, происшедшие с Шэй, оказались настолько разительными, настолько сильными, — а ведь она не принимала никаких лекарств. Несколько минут искренней злости превратили ее из мирной красотульки в дикого зверя… Это не укладывалось в голове.

Тэлли вдруг вспомнила последние слова доктора Кейбл — насчет того, что Зейн тоже помог Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам. Наверное, после того, как его друзья бежали из города, Зейна доставили к Кейбл, и там он выложил все, что знал о Дыме и о таинственном Дэвиде, который препровождал туда уродцев. Может быть, из-за этого его рассудок и не погрузился в оцепенение за все эти месяцы — из-за стыда. Зейн переживал, что не убежал вместе со всеми, что предал друзей.

Конечно, у Тэлли тоже хватало подобных тайн. Вот и она тоже оставалась на взводе, отличалась от остальных, не знала в точности, чего хочет, сколько бы ни пила шампанского. Старые уродские чувства всегда таились где-то рядом и были готовы изменить ее.

А Шэй тоже переменилась, только причиной тому было не чувство вины, а затаенная обида. За ее улыбочками записной красотки прятались воспоминания о предательствах, из-за которых она лишилась Дэвида, Дыма, свободы, наконец. Но стоило ей только взобраться на мачту, а наутро рухнуть вниз сквозь треснувший лед — и этой встряски хватило для того, чтобы сорвать печать с ее воспоминаний, чтобы злость всплыла на поверхность. И теперь Шэй возненавидела Тэлли.

Может быть, Шэй вообще не нужно лекарство. Может быть, ей будет достаточно воспоминаний из тех времен. Возможно, Тэлли Янгблад причинила ей столько горя, что его хватит для полного исцеления.

ДОЖДЬ

Проснувшись, Тэлли чувствовала себя так, словно снова стала уродкой.

В голове царила полная, пронзительная ясность. Серый утренний свет был для нее ярким и искрящимся, и таким резким, что казалось, о него можно порезаться. По окну комнаты Зейна сердито стучали капли полузамерзшего дождя — будто кто-то ногтями барабанил по стеклу.

Но Тэлли ничего не имела против дождя. Дождь окутывал пеленой высотные здания и сады, превращал все за окном в серые и зеленые пятна. Свет от других особняков отбрасывал размытые отблески на мокрую траву.

Дождь начался поздно ночью и в конце концов погасил костер «кримов», хляби небесные разверзлись по велению разгневанной доктора Кейбл. С того дня Зейн и Тэлли двое суток не выходили из дому и не могли свободно говорить друг с другом, находясь внутри умных стен особняка Пульхера. Тэлли даже не могла рассказать Зейну о том, как у Шэй проснулись старые воспоминания, и о встрече с доктором Кейбл. Хотя не сказать, чтобы ей не терпелось признаться ему, как выдала их тайну Шэй, и о том, что поведала Кейбл о прошлом Зейна.

В это утро на них обрушилась гора звонков и сообщений, но Тэлли пока просто не могла согласиться на новые встречи с «кримами». Происшествие на стадионе и последние двое суток непрерывного мелькания в выпусках новостей превратили «кримов» в самую популярную группировку в Нью-Красотауне, но как раз новички «кримам» сейчас были совсем ни к чему. Им нужно было оставаться просветленными, а Тэлли очень опасалась, что третий день пребывания в четырех стенах из-за дождя всех вернет в дремоту красотомыслия.

Зейн уже проснулся. Он прихлебывал кофе и смотрел в окно, рассеянно крутя браслет на запястье. Тэлли заворочалась, и Зейн посмотрел на нее, но не сказал ни слова. С тех пор как на них нацепили интерфейсные браслеты, их молчание стало заговорщицким, их секретное перешептывание — интимным, но Тэлли боялась, что из-за этой молчанки они отдалятся друг от друга. В одном Шэй была права: до того дня, когда Тэлли вместе с Зейном поднялась на мачту, она этого парня едва знала. А то, о чем обмолвилась доктор Кейбл, заставило Тэлли признаться себе, что она и до сих пор знала его не слишком хорошо.

Но как только они избавятся от браслетов и выберутся из города, память очистится от пелены красотомыслия, и тогда ничто не помешает им рассказать друг другу все.

— Жуткая погодка, да? — заметила Тэлли.

— Похолодает еще на несколько градусов — и пойдет снег.

Тэлли обрадовалась.

— Ой, снег — это была бы просто красотища! — Она подняла с пола грязную футболку, скомкала ее и швырнула, целясь в голову Зейна. — Будем в снежки играть!

Зейн не стал отбиваться и едва заметно улыбнулся. Головная боль у него прошла, но проснулся он с серьезным настроением. Они с Тэлли оба понимали, хоть и не говорили об этом, что скоро им придется покинуть город.

Мешали только браслеты.

Тэлли ради интереса попробовала снять свой браслет. Он легко соскользнул с запястья кисти руки. Еще каких-то несколько сантиметров — и его можно будет стащить. Она почти ничего не ела со вчерашнего дня и решила: лучше поголодать, лишь бы только избавиться наконец от проклятого наручника.

«Но смогу ли я стать такой тощей?» — гадала Тэлли.

Ей казалось, что окружность браслета все же чуть-чуть меньше, чем толщина костей ее руки. Это давало надежду — ведь голодай не голодай, кости тоньше не станут.

Она уставилась на красную полоску, оставленную металлическим обручем. Больше всего мешал сустав большого пальца. Тэлли мысленно нарисовала картину: она рывком заламывает палец, кость трескается и браслет соскальзывает с руки. Трудно было представить себе способ страшнее.

В дверь позвонили. Тэлли вздохнула. Кому-то надоело, что ему не отвечают, и этот человек решил явиться лично.

— Нас нет дома, правильно? — осведомился Зейн.

Тэлли пожала плечами. Наверное, стоило сделать вид, что их нет, — на случай, если явилась Шэй или кто-нибудь, страстно желающий пополнить ряды «кримов». В конечном счете, она вообще не горела желанием ни с кем общаться.

Звонок прозвенел снова.

— А кстати, кто это там? — спросила Тэлли у майндера комнаты, но комната ответить не смогла.

А это означало, что за дверью стоит кто-то без интерфейсного кольца.

— Интересно, — проговорил Зейн.

Они переглянулись, и Тэлли поняла, что настал один из тех моментов, когда любопытство пересиливает осторожность.

— Ладно, открывай, — сказала она комнате.

Дверь скользнула в сторону. На пороге стоял Фаусто. Выглядел он, как котенок, которого выловили из реки: промокшие волосы прилипли к голове, одежда вымокла до нитки, но глаза радостно сверкали. Под мышками он держал два скайборда. С их пупырчатых поверхностей на пол стекала дождевая вода.

Фаусто без слов вошел в комнату и разжал руки. Скайборды выскользнули и замерли примерно в полуметре от пола, а Фаусто вынул из карманов четыре спасательных магнитных напульсника и два колечка-датчика, которые нужно было крепить на пупке. Затем он взял одну из летающих досок, перевернул ее и показал на крышечку доступа к панели управления. Тэлли скатилась с кровати, шагнула ближе и осмотрела скайборд. Гайки, которыми крепилась панель, были отвернуты, наружу торчали два красных проводка, концы которых были скручены между собой и перемотаны черной изолентой.

Фаусто пантомимой изобразил, как разрывает проводки, после чего развел руками, изображая поддельное изумление: «Куда все подевались?», и самодовольно ухмыльнулся.

Тэлли медленно кивнула. Прошло почти три дня после происшествия на катке, а Фаусто по-прежнему был бодр и сообразителен, и его флэш-татуировка весело вертелась. Хорошо, что хотя бы он не потратил впустую дождливые дни и ночи. Эти два скайборда были перепрограммированы в старом добром уродском стиле. Стоило разъединить проводки — и механизм ограничения и слежения за скайбордом выходил из строя, летающая доска исчезала из вида городской системы слежения.